Продолжим эту тему. В ее раскрытии нам снова окажет неоценимую услугу научная работа М. В. Павловой  «Интерьеры большого Ораниенбаумского дворца XVIII - середины XIX века. История создания и опыт теоретической реконструкции».   

В конце прошлой беседы мы сказали о проникновении пейзажа в плафонную живопись Гонзага, с творчеством которого мы уже знакомились.Итак, позволим себе привести цитату из вышеупомянутого труда, в которой, в свою очередь, приводятся слова научных работников, занимающихся этой проблемой. Согласно источнику, «декоративную систему Гонзага Н. Н. Коваленская называет «компромиссной», обнаруживая в ней «непоследовательность классицистической конструктивности». Однако теоретические сочинения художника…  убеждают в том, что Гонзага был последовательным сторонником классицизма, воспринявшего эстетические идеи, сформулированные европейским Просвещением…. В своих теоретических сочинениях Гонзага говорит о задачах архитектора-декоратора, которые, по его мнению, заключаются в том, чтобы «по своему желанию сделать из четырех стен помещение: веселое, грустное, благородное, элегантное или ужасное и пр. Придавать зданиям ту физиономию и форму, которые им подходят - самая трудная, но и самая почетная задача для архитектора»». Вот так коротко и ясно выразил свою мысль Гонзага. И, надо сказать, его слова не расходились с делом. Свидетельством тому являются работы мастера.

Согласно тому же источнику, «яркий представитель классицистического направления в искусстве, Гонзага был убежденным сторонником применения перспективно-иллюзорных росписей в интерьерной декорации. Много и плодотворно работавший в области декоративной живописи в Петербурге в конце XVIII века, он, несомненно, оказал большое влияние на современников. В стенной и плафонной живописи этого типа сохранялась свойственная барокко тенденция к иллюзорной трансформации пространства, однако, как справедливо заметила И. А. Пронина, «характер этой трансформации стал иным, он подчеркивал неразрывность гармонии интерьера с красотой окружающей природы, закономерную связь условного, созданного руками человека интерьерного ансамбля, включавшего правдоподобное и ассоциативное «изображение» природы с безграничными просторами вселенной».

Если говорить о Европе XVIII века, вернее, о европейских интерьерах, то неразрывности гармонии, о которой писал Гонзага, в них не было. Да, в убранстве европейских дворцов была роскошь, некое величие, помпезность, сменившаяся на более спокойный характер с приходом классицизма, но «связи» интерьера с окружающей природой практически не наблюдалось. Именно в России впервые обратили внимание на гармонию, которую можно создать, используя «вселенную» и творчество. Уже потом, когда живописность русских интерьеров показала состоятельность утверждений Гонзага, в Европе стали применять тот же прием.  Конечно, можно говорить о средневековых замках, внешний вид которых напоминал окружающие замок скалы. Можно привести в пример дворцы Франции XVII-XVIII веков, где на гобеленах были изображены пасторальные сюжеты. Но всё это носило характер «вкрапления» пейзажа и его форм в интерьер и внешний вид строения, и не было целенаправленной «эксплуатацией» художественных образов, носившей «массовый» характер.

Но… вернемся в Большой Меншиковский дворец в Оранинбауме. «После указа, - говорится в источнике, - подписанного Павлом I в декабре 1796 года, о пожаловании Ораниенбаума в собственность великому князю Александру Павловичу, началась новая страница в истории Большого дворца. В течение следующих 1797-1798 гг. помещения центрального корпуса были приведены в надлежащий вид… По всей видимости, с обер-камергером Н. П. Шереметьевым согласовывалась… «Смета во внутренных комнатах Ораниенбаумского дворца в верхнем этаже»…  Согласно этому документу, наряду с ремонтными исправлениями (поправка штукатурки, переборка полов, ремонт старых  оконных рам, дверей, столярных коробок и панелей, замена стекол, фурнитуры и т. д.) планировалось провести целый комплекс работ: сделать 4 новых «фигурных печи», 3 камина (один из них надлежало «убрать лепною работою»), настелить новые паркеты в двух «гостиных», для них же - сделать карнизы «с лепною работою», ликвидировать плитковую отделку меншиковского времени («в трех покоях из стен вынять изразцы и оныя переправить под обои»), уничтожить альковную арку в помещении бывшей «опочивальни» («в спальне выломать нишу и приделать по стене столярную панель по обе стороны»), «почистить и исправить» уцелевший резной декор в центральном зале, сделать новую небольшую винтовую лестницу «из покоя вниз»».

Как мы видим из цитаты, перестройка дворца носила «нешуточный» характер. И здесь мы снова находим «подсказку» для домовладельцев, собирающихся обустроить жилище в дворцовом стиле. И фигурные печи, и камин, украшенный лепниной, и винтовая лестница – всё это может найти свое отражение в загородном доме. В дополнение к сказанному приведем еще одну цитату из работы М. Павловой, где автор говорит о том, что «в двух «гостиных», которые получили наиболее богатую отделку, появились живописные плафоны («потолок по щекатурке росписной»), отделявшиеся от стен лепными карнизами «с медальонами». Стены комнат… были декорированы тканями, среди которых преобладали разноцветные «брокатели». Как правило, из того же материала были выполнены оконные завесы и обивка мебели. В отдельных интерьерах сочетаются несколько тканей разного цвета и фактуры». Здесь мы должны дать объяснение термину «брокатель». Согласно Словарю иностранных языков, брокатель – это «толстая мебельная материя с крупным рисунком, шелковая с богатыми рисунками».

С разговора о роли обойно-драпировочного искусства в интерьере XVIII- начале XIX веков мы начнем нашу следующую встречу.

Алексей Каверау

В статье использованы фотографии сайтов: ru.picscdn, virtualeuropa.narod, bg-gallery, lepnoi-dekor.ucoz, radikal