Столь подробный разговор о статуях этого пригорода Петербурга неслучаен. Домовладельцы имеют возможность почерпнуть для себя необходимую информацию, которая поможет им в обустройстве приусадебного участка.

В сегодняшней беседе самое непосредственное участие вновь примет научная работа кандидата искусствоведения Софьи Сергеевны Морозовой «Образ античности в русской скульптуре конца XVIII - первой трети XIX века».  

Итак, согласно источнику, «рядом с Персеем на каскаде стоит исполненная Ф. Шубиным статуя Пандоры - первой женщины, сотворенной по велению Зевса. В этой работе Шубин вступил в своеобразное сотворчество со знаменитым французским скульптором Э. Фальконе, который выполнил аналогичную по композиции модель для фарфоровой статуэтки. Шубин придал скульптуре монументальное звучание. Пандора чуть наклонилась вперед, будто следя за потоками воды. Кажется, что она задумалась, не решаясь открыть стоящий подле нее сосуд, в котором, согласно мифу, были заключены все беды мира».

Мы уже говорили о том, что присутствие на загородном участке копий скульптур Петергофа не предполагает наличия фонтанов (хотя, в сочетании с ними скульптурные комплексы «заиграют» совсем по-другому). Если копия статуи Пандоры будет «наблюдать» не за потоками воды, а просто лицезреть постриженный газон, то ничего плохого в этом не будет. Конечно, подобный «фон» отдалит скульптуру от оригинала, но речь и не шла о том, чтобы в точности повторять водные каскады Петергофа и «привязывать» к ним статуи.

Для тех, кто не захочет ограничиться одной или двумя статуями (копиями «Персея» и «Пандоры»), приведем еще одну цитату из труда С. С. Морозовой. Автор научной работы пишет: «Тема возмездия и справедливого наказания аллегорически передана в рельефах и статуе работы И. П. Мартоса, посвященных Диане и Актеону, с образом которого мог ассоциироваться самонадеянный Карл XII иносказательно представлен в сюжете  барельефа «Диана и Актеон» и статуе Актеона». Миф повествует о том, что молодой человек с красивым именем Актеон стал говорить богине охоты Диане (в греческой мифологии – Артемида), о том, что он более искусен и удачлив в охоте, нежили сама богиня. Диана не стала спорить, а «всего лишь» превратила Актеона в оленя, которого вскоре разорвали собаки. Вот такая грустная для юноши история.

И. П. Мартос изобразил Актеона в тот момент, когда начинается свершаться колдовство Дианы. На голове самонадеянного молодого человека уже пробиваются рожки, а сам Актеон выгляди беззащитным». В цитате из труда С. С. Морозовой неслучайно упоминается Карл XII. Именно с этим шведским королем в XVIII веке в России ассоциировался миф об Актеоне. То, что произошло со шведским войском под Полтавой, знает каждый   школьник (очень хочется на это надеяться). 

«Эта же тема, - сказано в источнике, - продолжается и в сюжете самого большого на каскаде барельефа «Латона и ликийцы» и двух примечательных, хотя и маленьких, скульптур лягушек. Торжество Латоны, обратившей ликийских крестьян за отказ дать ей воду в уродливых жаб, толковалось как успех России, получившей воду — море, а ликийцы отождествлялись с разгромленной армией шведов и их союзников. Многозначительным намеком на поражение Карла XII под Полтавой является барельеф на сюжет мифа о Фаэтоне - легкомысленном и дерзком сыне бога солнца, пытавшегося управлять огненной колесницей отца, едва не спалившем землю и пораженном за это молнией Зевса. Примечательно, что Петр обратился именно к образам этого мифа, когда писал о разгроме шведов под Полтавой».

Конечно, не может не возникнуть мысль, что скульптурные изображения Петергофа, как сказали бы сегодня, политизированы. Безусловно, элемент политики в них есть, но гораздо важнее то, что скульптуры отражают величие России, победившей шведов. «Деликатность» скульпторов и их умение приблизить значимое для страны событие состоит в том, что они не изображали Петра I, грубо говоря, стоящего на Карле II. Всё было передано через мифы и «облачено» в неподвижную форму скульптуры. В связи с этим хочется сказать, что современные обладатели загородной земли вполне могут использовать этот же прием, желая отразить в скульптуре свои собственные победы. Пожалуй, нет ни одной жизненной ситуации, которая не была бы затронута в мифах. Именно через мифы и скульптуру хозяева домов имеют возможность рассказать о своих подвигах и удачах.

Но «прямолинейная» аллегория, указывающая на конкретное событие, была свойственна российской скульптуре на протяжении не всего XVIII века. «К концу XVIII столетия, - говорится в источнике, - столь прямолинейная аллегорическая трактовка должна была уступить место более обобщенной - символизируя успехи России на море, копии античных шедевров и произведения современных скульпторов должны были также обозначить включенность России в общую  историю европейской цивилизации, корни которой лежали в античности. Принадлежность кругу сюжетов и образов античности выступила на первый план, и даже те сюжеты, что не являлись античными в своей основе, приобретают античный «колорит»».  

И здесь мы подходим к разговору о самой значимой скульптуре Петергофского комплекса – «Самсоне, раздирающем пасть льва». Мы неоднократно упоминали на наших встречай этот шедевр Козловского. Настало время поговорить о нем поподробнее. «С точки зрения иконографии, - пишет С. С. Морозова, - внешность героя Козловского сочетает черты Геракла Фарнезе и особенности типа безбородого Геракла (тип лица, прически). Эти черты в облике персонажа Козловского отмечали еще современники скульптора . Однако этот петергофский «Геракл» побеждает льва приемом Самсона: не душит, а разрывает пасть, но при этом он лишен отличительной особенности библейского персонажа, а именно, гривы волос, которые дают ему силу».

О том, что символизирует эта скульптура, и о многом другом мы поговорим в следующий раз.

Алексей Каверау

В статье использованы фотографии сайтов: fotki.yandex (2 фото), allross, domir, photosight